Афганистан как фактор российской стратегии

МОСКВА, 27 августа 2021, Институт РУССТРАТ.

Смена власти в Афганистане, произошедшая вследствие стремительного ухода США и ещё более стремительного прихода Талибана (организация запрещена в России), заставляет Россию пересмотреть свою стратегию в Средней и Центральной Азии.

Прежняя была выжидательной и реактивной. Она исходила из того, что баланс сил в регионе за 20 лет присутствия США в Афганистане сложился, стабилен и необходимо к нему приспособиться, а попытки активно играть на его изменение непродуктивны. Максимум возможного заключался в создании экономического союза ЕАЭС и военного союза ОДКБ. Все эти меры не исключали многовекторности государств Средней Азии, но позволяли России присутствовать на границе с Афганистаном и развивать интеграцию, складывая её с китайским проектом «Пояс и путь».  

Новая стратегия, связанная с вакуумом силы, возникшим от ухода США, требует активного влияния, иначе инициативу захватят другие игроки, и Россия проиграет грядущее двадцатилетие. Угроза дестабилизации Средней Азии даёт России уникальные шансы продвинуть углубление интеграции и усилить влияние на местные политические элиты.

Афганские талибы* оказались в ситуации, имеющей аналогии с положением большевиков после октябрьского переворота 1917 года. Им необходимо прекратить войну, нейтрализовать Панджшерское сопротивление Северного альянса, обнулить фактор афганской эмиграции в США и сосредоточиться на решении внутренних социально-экономической и общественно-политических задач. Это условие международного признания Талибана*.

Афганские талибы* — это вооружённая антиправительственная оппозиция, пришедшая к власти в ситуации многолетней гражданской войны, ведущейся при активном участии иностранных держав. Характер войны не классовый и сословный, а религиозно-этнический и межплеменной. Именно племенная идентификация в Афганистане является главным критерием «свой-чужой», делая любой компромисс временным. Даже пуштунское большинство не в силах добиться покорности таджикских, узбекских и хазорейских анклавов.

Нужда талибов* в паузе и признании международным сообществом толкает их верхушку к декларированию курса на примирение и амнистию, но его реализация противоречит курсу на консолидацию власти и подавление сопротивления. США начинают принуждать афганскую оппозицию к уличным протестам в расчете на силовое подавление, что даст повод нанести военные удары по структурам Талибана*. Так Вашингтон пытается вернуть утраченные козыри и компенсировать имиджевый ущерб.

Талибы* будут зачищать внутреннее пространство от агентов влияния и оппозиции, пределы допустимых репрессий пока неясны им самим и будут определяться опытным путём. Внешнее влияние Запада будет нацелено на максимальное снижение репрессивного потенциала талибов, что позволит снизить их силовой ресурс.

Внешняя политика талибов* будет нацелена на выстраивание равновесных отношений с Ираном, Пакистаном, Турцией, арабским миром, Китаем и Россией. Это разносторонние политические векторы, и талибы* получают как свободу манёвра между силами, так и политические риски, связанные с конфликтом интересов внешних игроков.

Одна из серьёзных проблем талибов* – это отношения с Турцией. Талибы* заявили, что для восстановления страны им потребуется помощь Турции. Речь идёт о различных планах развития железнодорожной контейнерной линии Стамбул-Тегеран-Исламабад, которая существует с 2009 года, но слаба из-за отсутствия электрификации и терминалов.

Но когда придёт пора ставить ребром вопрос о турецком присутствии в аэропорту Кабула, отношения Афганистана с этим сателлитом США по НАТО могут ухудшиться. Талибы* не потерпят отсутствия контроля над любым клочком территории страны, и Эрдоган может оказаться перед угрозой ухода из Афганистана, связанного с «потерей лица» по примеру Байдена. А уход, воспринятый как поражение, может стоить Эрдогану потери власти и краха неоосманского проекта.

Пакистан в отношениях с Афганистаном попадает в дипломатическую ловушку. США испытывают огромное искушение обвинить в своём поражении Пакистан и наказать его санкциями. Это полностью изменит расклад сил в регионе от Китая до Индии, так как спровоцирует углубление союза Пакистана с Китаем. Но и отказаться от поддержки талибов* Пакистан не может.

Если Пакистан окончательно войдёт в сферу влияния Китая, то возникнет кластер, ориентированный на противостояние с США и включающий в себя Иран, Пакистан, Афганистан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан, Киргизию и Казахстан, а также аффилированную со Средней Азией Россию. Если добавить сюда Сирию, то появление такого кластера будет означать колоссальное поражение США в Евразии. Ответное укрепление связей США с Индией лишь усилит антиамериканские тенденции в Центральной Азии.

Но Индия сама будет искать усиления в Афганистане в пику Пакистану и Китаю, и потому влияние США на Индию будет ограниченным. Если такое распределение сил произойдёт, США попадают в позицию слабости, что вынудит их или пойти на обострение в Тайване.

С риском спровоцировать там крушение аффилированных с ними местных демократов, или принять разделение мира на три кластера: американский, китайский и примыкающий к китайскому российский, и приложить все силы для консолидации оставшихся союзников, прежде всего ЕС, Турции, арабских стран, Израиля, Австралии, Канады, Вьетнама, Латинской Америки и некоторых стран Африки.

Утрата доминирования в Евразии поставит под вопрос статус США в АТР. Ответом на эти угрозы станет форсирование США военного аспекта противостояния, где ставки будут подняты максимально, а климатическая и экологическая повестка ляжет в основу стратегии экономического удушения американских противников.

Китайско-российским ответом станет формирование зоны юаня и рубля, выход из долларовой зоны и формирование торговых путей, защищённых от НАТО и проходящих по территории Средней Азии, России, Афганистана и Пакистана до Индии – с выходом к Средиземноморью. Будут активизированы китайские проекты на Кубе и в Никарагуа. Военное присутствие Китая на Кубе уравновесит тайваньскую угрозу. Возобновление строительства никарагуанского канала усилит Венесуэлу и создаст ещё один антиамериканский кластер на заднем дворе США.

Договорённости России и талибов* о гарантиях мира в Средней Азии временны и ограничены сроком укрепления талибов* во власти. Известно, что агентурная сеть Талибана* в Средней Азии строится давно и в основном построена. Ячейки пребывают в спящем виде, и в случае необходимости будут не только активизированы, но и умножены в числе.

Сдержать экспансию талибов* в Среднюю Азию будет возможно лишь в случае вовлечения Афганистана в евразийский интеграционный проект под эгидой Китая, Ирана, Пакистана, Индии (несмотря на сложности Дели с Исламабадом) и России. Турция в Средней Азии будет продвигать свою экспансию, но ей придётся столкнуться с конкуренцией с талибами*. Они будут бороться за узбеков, таджиков, туркменов, киргизов и уйгуров. Именно на этой конкуренции будут пытаться играть Китай, Британия, США, Россия, Пакистан и Индия. Казахстан постарается сохранить нейтралитет, особенно с учётом его связей с США, ЕС, Китаем и Британией.

Москва вовлечена в афганский кейс не для того, чтобы повысить свой авторитет в глазах ЕС как миротворец, а как соперник НАТО. Мир ради мира или ради уважения от ЕС России не нужен. России важен мир, заключённый на выгодных ей условиях, а эти условия не совпадают с интересами ЕС.

То, что ЕС, прежде всего, заинтересован в мире во всех важных регионах, является мифом. Мир всегда бывает в пользу той или иной стороны, это результат победы в силовом противостоянии, а значит, Россия и ЕС будут бороться за мир в разном его понимании. ЕС и США будут стараться ослабить логистические возможности России и Китая, а Россия – усиливать их. Выигрыш одной стороны всегда будет проигрышем другой.

Борьба за контроль над наркотрафиком. То, что талибы* заявили, что теперь они будут искоренять наркоторговлю, не значит, что так оно и будет. Наркотрафик – мощный переговорный козырь талибов*, отказываться от которого они ни в коем случае не станут. Любые ограничения в этой области они попытаются выгодно обменять на разнообразные уступки от всех заинтересованных сторон. 

С приходом к власти талибам* больше не нужны посредники. Талибан* стал реальной стороной переговоров. Тот, кто опоздает с признанием Талибана*, упустит много возможностей влиять на его политику. Именно потому есть вероятность, что Китай воспользуется ситуацией и одним из первых признает Талибан*.

Уже сейчас пресс-секретарь Талибана* Сухейль Шахин даёт эксклюзивное интервью китайскому изданию CGTN, а профессор института международных отношений Народного университета Китая Ван Ивей называет Талибан* освободительной армией и обвиняет США в демонизации талибов*. Зная политическую систему Китая, можно сказать, что так транслируется официальное мнение китайской власти, пока нет возможности для более открытой оценки.

С Россией у Талибана* выстраиваются ровные отношения, так как талибы* нуждаются в помощи России против ИГИЛ. Эту помощь талибы* могут получить лишь от России и Ирана. Талибы* понимают, что Турция в вопросе ИГИЛ (организация запрещена в России) занимает двойственное положение. Условием снижения их поддержки ИГИЛ* будет согласие талибов* на экспансию в Среднюю Азию и Китай (Синьцзян). Тогда для талибов* неминуем конфликт с Пакистаном, Ираном и Россией, и, по мере вовлечения в активность в Синьцзяне, – с Китаем.

Талибы* понимают, что если они согласятся, то потом им навяжут альянс с ИГИЛ*, и это кончится двоевластием в Афганистане – с последующим разгромом Талибана* и его заменой на ИГИЛ*. В этой ситуации ИГИЛ* и его спонсоры – естественные враги Талибана*.

Отказ от поддержки Аль-Каиды (организация запрещена в России) – условия признания Талибана* со стороны США. Это условие было выдвинуто Трампом и сейчас потеряло актуальность. Раньше Талибан* не шёл на это по принципиальным условиям, а теперь нужда в этом вовсе отпала.  

Фактор пандемии в афганском кейсе важный, но не решающий. На Востоке человеческая жизнь не имеет того значения, что в Европе и США. Афганистан не стремится в прогресс любой ценой, племенные распри не дают Афганистану превращаться в полноценное государство. Пуштуны не способны стать государствообразующей нацией, а ислам не играет той интегрирующей роли, которую христианство играло на Руси или в Европе.

В то же время государства Средней Азии намного дальше ушли вперёд в государственном строительстве, чем Афганистан. Защита этой государственности доступна только России. Чем опаснее ситуация, тем восприимчивее среднеазиатские элиты к условиям российской защиты. В этом отношении усиление риска в определённой степени выгодно России, так как усиливается её влияние на состав элит и политические институты. Это влияние осуществляется как напрямую, так и через ЕАЭС и ОДКБ.

Одним из главных векторов для России является противостояние разведкам стран НАТО в Центральной Азии. На джихад в России талибы не пойдут, но от проникновения в Среднюю Азию не откажутся.

Кроме наркотрафика и экспорта джихада Россию волнует неконтролируемый поток мигрантов из Афганистана в Среднюю Азию, так как с ними приходят экстремисты и разжигают войну, а потом вместе с беженцами проникают и в Россию.

Именно поэтому стратегия России в этом регионе должна поменяться на проактивную. Она должна переориентироваться с уклонения от конфликта к его управляемому использованию. А начавшись в Афганистане, российская стратегическая активность с неизбежностью распространится как в рамках ЕАЭС, так и вне этих рамок.

Можно прогнозировать усиление значения формата ШОС, ЕАЭС и ОДКБ. По мере углубления конфликта Китая с США Центральная Азия будет оформляться как зона соперничества всех глобальных проектов. Регион превращается в азиатские Балканы, где сталкиваются интересы сверхдержав, а риски войны толкают к образованию новых союзов и разрушению старых. 

Талибан, талибы, ИГИЛ, Аль-Каида* – организации, запрещенные в России

Институт международных политических и экономических стратегий Русстрат

(@russtrat)